Я обещала быть хорошей, но если услышите стрельбу - значит у меня не получилось.
Я обещала быть хорошей, но если услышите стрельбу - значит у меня не получилось.
Когда устанешь воевать
и сложишь к ногам оружие,
Океан, за который ты бился,
окажется мелкой лужей.
Попробуй посмотреть дальше,
чем цвет кожи.
Ты обнаружишь:
мы все бесконечно похожи.
Каждое живое существо
хочет настоящего,
Вечного счастья, непреходящего,
Но искры, отлетевшие от костра,
мгновенно гаснут,
Оглянись, над чем мы здесь властны.
Здесь нет царей,
мы все слуги времени.
Стоим с пустыми руками,
в лабиринте сомнений потеряны...
Если отбросить масштабы,
история, что она представляет?
Человек рождается, страдает,
болеет и умирает.
Всё ясно, как день
и не раз проверено,
Не пытайся сохранить то,
что по природе временно,
Твой дом не здесь,
пора поднимать якоря,
Паруса просят ветра,
и ждут новые моря.
Скажи, разве ты не устал
от этих тяжелых оков:
Постоянно делить всех
на друзей и на врагов?
Сломя голову бежать за миражами,
никого не любя,
Всё делать только ради
самого себя?
Пока ненасытные звери желаний
раскачивают маятник,
Каждое доброе дело требует воздвигнуть себе памятник.
Жажда накопительства легко находит внутри пристанище,
Неужели так хочется стать
самым богатым человеком на кладбище?
Оставь боль, которая будит по ночам,
и не дает сбиться с пути,
Это птица в сердце царапает тебя изнутри.
Её голод не утолить
ни водой, ни хлебом,
Она просит песен с запахом чистого неба.
Слышишь, между землёй и небом,
плохим и хорошим,
Между чёрным и белым,
между будущим и прошлым,
На границе между жизнью и смертью,
клеткой и волей,
Где- то между добром и злом,
есть прекрасное поле -
Я буду ждать тебя там...
""""""""""""""""""""""""
Марат Нигматуллин.
и сложишь к ногам оружие,
Океан, за который ты бился,
окажется мелкой лужей.
Попробуй посмотреть дальше,
чем цвет кожи.
Ты обнаружишь:
мы все бесконечно похожи.
Каждое живое существо
хочет настоящего,
Вечного счастья, непреходящего,
Но искры, отлетевшие от костра,
мгновенно гаснут,
Оглянись, над чем мы здесь властны.
Здесь нет царей,
мы все слуги времени.
Стоим с пустыми руками,
в лабиринте сомнений потеряны...
Если отбросить масштабы,
история, что она представляет?
Человек рождается, страдает,
болеет и умирает.
Всё ясно, как день
и не раз проверено,
Не пытайся сохранить то,
что по природе временно,
Твой дом не здесь,
пора поднимать якоря,
Паруса просят ветра,
и ждут новые моря.
Скажи, разве ты не устал
от этих тяжелых оков:
Постоянно делить всех
на друзей и на врагов?
Сломя голову бежать за миражами,
никого не любя,
Всё делать только ради
самого себя?
Пока ненасытные звери желаний
раскачивают маятник,
Каждое доброе дело требует воздвигнуть себе памятник.
Жажда накопительства легко находит внутри пристанище,
Неужели так хочется стать
самым богатым человеком на кладбище?
Оставь боль, которая будит по ночам,
и не дает сбиться с пути,
Это птица в сердце царапает тебя изнутри.
Её голод не утолить
ни водой, ни хлебом,
Она просит песен с запахом чистого неба.
Слышишь, между землёй и небом,
плохим и хорошим,
Между чёрным и белым,
между будущим и прошлым,
На границе между жизнью и смертью,
клеткой и волей,
Где- то между добром и злом,
есть прекрасное поле -
Я буду ждать тебя там...
""""""""""""""""""""""""
Марат Нигматуллин.
Я обещала быть хорошей, но если услышите стрельбу - значит у меня не получилось.
Когда устанешь воевать
и сложишь к ногам оружие,
Океан, за который ты бился,
окажется мелкой лужей.
Попробуй посмотреть дальше,
чем цвет кожи.
Ты обнаружишь:
мы все бесконечно похожи.
Каждое живое существо
хочет настоящего,
Вечного счастья, непреходящего,
Но искры, отлетевшие от костра,
мгновенно гаснут,
Оглянись, над чем мы здесь властны.
Здесь нет царей,
мы все слуги времени.
Стоим с пустыми руками,
в лабиринте сомнений потеряны...
Если отбросить масштабы,
история, что она представляет?
Человек рождается, страдает,
болеет и умирает.
Всё ясно, как день
и не раз проверено,
Не пытайся сохранить то,
что по природе временно,
Твой дом не здесь,
пора поднимать якоря,
Паруса просят ветра,
и ждут новые моря.
Скажи, разве ты не устал
от этих тяжелых оков:
Постоянно делить всех
на друзей и на врагов?
Сломя голову бежать за миражами,
никого не любя,
Всё делать только ради
самого себя?
Пока ненасытные звери желаний
раскачивают маятник,
Каждое доброе дело требует воздвигнуть себе памятник.
Жажда накопительства легко находит внутри пристанище,
Неужели так хочется стать
самым богатым человеком на кладбище?
Оставь боль, которая будит по ночам,
и не дает сбиться с пути,
Это птица в сердце царапает тебя изнутри.
Её голод не утолить
ни водой, ни хлебом,
Она просит песен с запахом чистого неба.
Слышишь, между землёй и небом,
плохим и хорошим,
Между чёрным и белым,
между будущим и прошлым,
На границе между жизнью и смертью,
клеткой и волей,
Где- то между добром и злом,
есть прекрасное поле -
Я буду ждать тебя там...
""""""""""""""""""""""""
Марат Нигматуллин.
и сложишь к ногам оружие,
Океан, за который ты бился,
окажется мелкой лужей.
Попробуй посмотреть дальше,
чем цвет кожи.
Ты обнаружишь:
мы все бесконечно похожи.
Каждое живое существо
хочет настоящего,
Вечного счастья, непреходящего,
Но искры, отлетевшие от костра,
мгновенно гаснут,
Оглянись, над чем мы здесь властны.
Здесь нет царей,
мы все слуги времени.
Стоим с пустыми руками,
в лабиринте сомнений потеряны...
Если отбросить масштабы,
история, что она представляет?
Человек рождается, страдает,
болеет и умирает.
Всё ясно, как день
и не раз проверено,
Не пытайся сохранить то,
что по природе временно,
Твой дом не здесь,
пора поднимать якоря,
Паруса просят ветра,
и ждут новые моря.
Скажи, разве ты не устал
от этих тяжелых оков:
Постоянно делить всех
на друзей и на врагов?
Сломя голову бежать за миражами,
никого не любя,
Всё делать только ради
самого себя?
Пока ненасытные звери желаний
раскачивают маятник,
Каждое доброе дело требует воздвигнуть себе памятник.
Жажда накопительства легко находит внутри пристанище,
Неужели так хочется стать
самым богатым человеком на кладбище?
Оставь боль, которая будит по ночам,
и не дает сбиться с пути,
Это птица в сердце царапает тебя изнутри.
Её голод не утолить
ни водой, ни хлебом,
Она просит песен с запахом чистого неба.
Слышишь, между землёй и небом,
плохим и хорошим,
Между чёрным и белым,
между будущим и прошлым,
На границе между жизнью и смертью,
клеткой и волей,
Где- то между добром и злом,
есть прекрасное поле -
Я буду ждать тебя там...
""""""""""""""""""""""""
Марат Нигматуллин.
среда, 30 декабря 2015
18:05
Доступ к записи ограничен
Я обещала быть хорошей, но если услышите стрельбу - значит у меня не получилось.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
17:53
Доступ к записи ограничен
Я обещала быть хорошей, но если услышите стрельбу - значит у меня не получилось.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
воскресенье, 27 декабря 2015
Я обещала быть хорошей, но если услышите стрельбу - значит у меня не получилось.
суббота, 26 декабря 2015
Я обещала быть хорошей, но если услышите стрельбу - значит у меня не получилось.
26.12.2015 в 18:58
Пишет Nezvaniy gost:23.12.2015 в 21:46
Пишет Jazvo4ka:23.12.2015 в 20:14
Пишет mademoiselle Linny:Январь месяц 2016 года будет особенным. В нем 5 пятниц, 5 суббот и 5 воскресений. Такое бывает раз в 823 года. Называют его "мешок с деньгами". Сделай перепост этого сообщения и деньги будут идти к тебе в руки. Удачи.
Я обещала быть хорошей, но если услышите стрельбу - значит у меня не получилось.
суббота, 19 декабря 2015
Я обещала быть хорошей, но если услышите стрельбу - значит у меня не получилось.
среда, 18 ноября 2015
Я обещала быть хорошей, но если услышите стрельбу - значит у меня не получилось.
пятница, 13 ноября 2015
Я обещала быть хорошей, но если услышите стрельбу - значит у меня не получилось.
Нагло стыренно))))
- Елена, понимаете, тут такое дело. Приезжает троянская делегация. Нужно, чтоб вы сбежали с царевичем Парисом.
- Кому нужно?
-Видите ли, царица…
- Вон!
- Ахилл, так вы намерены стать величайшим героем всех времен и народов?
- Я жить намерен. И Патрокл, между прочим, тоже. Скажи, Патрокл?
- Ага.
- Одиссей, надеюсь, вы примете участие в троянской экспедиции?
- Разумеется, нет.
- Неужели вы не доверяете своей жене?
- Доверяю.
- Неужели вам не хочется посмотреть мир, войти в историю...
- Мне не хочется, чтобы в мое отсутствие на Итаку понаехал Цербер знает кто. Свободны.
- Парис, вы хотите взять в жены самую красивую женщину мира?
- В ближайшем будущем я жениться не намерен.
- О меченосный Арес, обрати же свой взор на Элладу,
В душах героев ея жажду войны разбуди!
- Мне на Элладу плевать, а воевать надоело,
- Знать ничего не хочу, с краю мой маленький храм…
Войны не хотел никто. Война была неизбежна...
Войны не хотел никто? Точно?
- Елена, понимаете, тут такое дело. Приезжает троянская делегация. Нужно, чтоб вы сбежали с царевичем Парисом.
- Кому нужно?
-Видите ли, царица…
- Вон!
- Ахилл, так вы намерены стать величайшим героем всех времен и народов?
- Я жить намерен. И Патрокл, между прочим, тоже. Скажи, Патрокл?
- Ага.
- Одиссей, надеюсь, вы примете участие в троянской экспедиции?
- Разумеется, нет.
- Неужели вы не доверяете своей жене?
- Доверяю.
- Неужели вам не хочется посмотреть мир, войти в историю...
- Мне не хочется, чтобы в мое отсутствие на Итаку понаехал Цербер знает кто. Свободны.
- Парис, вы хотите взять в жены самую красивую женщину мира?
- В ближайшем будущем я жениться не намерен.
- О меченосный Арес, обрати же свой взор на Элладу,
В душах героев ея жажду войны разбуди!
- Мне на Элладу плевать, а воевать надоело,
- Знать ничего не хочу, с краю мой маленький храм…
Войны не хотел никто. Война была неизбежна...
Войны не хотел никто? Точно?
воскресенье, 08 ноября 2015
Я обещала быть хорошей, но если услышите стрельбу - значит у меня не получилось.
Вера Полозкова, 2013
попробуй съесть хоть одно яблоко
без вот этого своего вздоха
о современном обществе, больном наглухо,
о себе, у которого всё так плохо;
не думая, с этого ли ракурса
вы бы с ним выгоднее смотрелись,
не решая, всё ли тебе в нём нравится -
оно прелесть.
побудь с яблоком, с его зёрнами,
жемчужной мякотью, алым боком, -
а не дискутируя с иллюзорными
оппонентами о глубоком.
ну, как тебе естся? что тебе чувствуется?
как проходит минута твоей свободы?
как тебе прямое, без доли искусственности,
высказывание природы?
здорово тут, да? продравшись через преграды все,
видишь, сколько теряешь, живя в уме лишь.
да и какой тебе может даться любви и радости,
когда ты и яблока не умеешь.
Источник: www.adme.ru/tvorchestvo-pisateli/sovremennye-st... © AdMe.ru
попробуй съесть хоть одно яблоко
без вот этого своего вздоха
о современном обществе, больном наглухо,
о себе, у которого всё так плохо;
не думая, с этого ли ракурса
вы бы с ним выгоднее смотрелись,
не решая, всё ли тебе в нём нравится -
оно прелесть.
побудь с яблоком, с его зёрнами,
жемчужной мякотью, алым боком, -
а не дискутируя с иллюзорными
оппонентами о глубоком.
ну, как тебе естся? что тебе чувствуется?
как проходит минута твоей свободы?
как тебе прямое, без доли искусственности,
высказывание природы?
здорово тут, да? продравшись через преграды все,
видишь, сколько теряешь, живя в уме лишь.
да и какой тебе может даться любви и радости,
когда ты и яблока не умеешь.
Источник: www.adme.ru/tvorchestvo-pisateli/sovremennye-st... © AdMe.ru
Я обещала быть хорошей, но если услышите стрельбу - значит у меня не получилось.
Александра Закирова (Аксолотль), 2007
Я же долбаный кинестетик, мне подавай
порельефнее кружку, а в кружке горячий чай;
мне бы только зарыться носом, уткнуться лбом,
и шептать — хоть чужой, но знаком же, знаком, знаком;
мне бы руку в мешок с крупою и там забыть;
я из тех, кто касанием лёгким здоров и сыт;
я из тех, кто, нащупав под свитером тонкий шрам,
сладко морщится; я вообще-то поклонник травм,
швов, царапин и лёгкой небритости; у меня
пальцы голодны, и настолько, что аж звенят,
их бы в бархат бы синий, в глину бы, в пластилин,
в мякоть персичную, в айвовую — хоть один;
их пустить в экспедицию, в пешую, в кругосвет,
вот они огребли веселий бы и побед,
вот вернулись они б истёртые, с ломотой,
но зато не кусала больше б их, но зато
не трепала бы хвост котовий, как чётки, не
топила б себя ни в ванной и ни в вине.
я же долбаный кинестетик, и вместо слов
пальцы душат запястья, молча, до синяков.
Я же долбаный кинестетик, мне подавай
порельефнее кружку, а в кружке горячий чай;
мне бы только зарыться носом, уткнуться лбом,
и шептать — хоть чужой, но знаком же, знаком, знаком;
мне бы руку в мешок с крупою и там забыть;
я из тех, кто касанием лёгким здоров и сыт;
я из тех, кто, нащупав под свитером тонкий шрам,
сладко морщится; я вообще-то поклонник травм,
швов, царапин и лёгкой небритости; у меня
пальцы голодны, и настолько, что аж звенят,
их бы в бархат бы синий, в глину бы, в пластилин,
в мякоть персичную, в айвовую — хоть один;
их пустить в экспедицию, в пешую, в кругосвет,
вот они огребли веселий бы и побед,
вот вернулись они б истёртые, с ломотой,
но зато не кусала больше б их, но зато
не трепала бы хвост котовий, как чётки, не
топила б себя ни в ванной и ни в вине.
я же долбаный кинестетик, и вместо слов
пальцы душат запястья, молча, до синяков.
суббота, 24 октября 2015
Я обещала быть хорошей, но если услышите стрельбу - значит у меня не получилось.
Как-то раз боги, собравшись, решили поразвлечься. Один из них сказал:
—Давайте что-нибудь отберём у людей?
После долгих раздумий решили отнять у людей счастье. Вот только куда его спрятать?
Первый сказал:
—Давайте запрячем его на вершине самой высокой в мире горы.
—Нет, мы сделаем людей сильными, кто-то сможет взобраться и найти, и если найдёт один, все остальные сразу узнают, где счастье, - ответил другой.
—Тогда давайте спрячем его на дне моря!
—Нет, не забывай, что люди любопытны, кто-то сконструирует аппарат для подводного плавания, и тогда они обязательно найдут счастье.
—Спрячем его на другой планете, подальше от Земли, - предложил кто-то ещё.
— Нет, помни,что мы дали им достаточно ума, когда-нибудь они придумают корабль, чтобы путешествовать по мирам, и откроют эту планету, и тогда обретут счастье.
Самый пожилой бог, который на протяжении всего разговора молчал, сказал:
—Я думаю, что знаю, где нужно спрятать счастье.
—Где?
—Спрячем внутри них самих, они будут так заняты его поисками снаружи, что им и в голову не придёт искать его внутри себя.
Все боги согласились, и с тех пор люди тратят всю свою жизнь в поисках счастья, не зная, что оно спрятано в них самих.(Cтащила с фейсбука)
—Давайте что-нибудь отберём у людей?
После долгих раздумий решили отнять у людей счастье. Вот только куда его спрятать?
Первый сказал:
—Давайте запрячем его на вершине самой высокой в мире горы.
—Нет, мы сделаем людей сильными, кто-то сможет взобраться и найти, и если найдёт один, все остальные сразу узнают, где счастье, - ответил другой.
—Тогда давайте спрячем его на дне моря!
—Нет, не забывай, что люди любопытны, кто-то сконструирует аппарат для подводного плавания, и тогда они обязательно найдут счастье.
—Спрячем его на другой планете, подальше от Земли, - предложил кто-то ещё.
— Нет, помни,что мы дали им достаточно ума, когда-нибудь они придумают корабль, чтобы путешествовать по мирам, и откроют эту планету, и тогда обретут счастье.
Самый пожилой бог, который на протяжении всего разговора молчал, сказал:
—Я думаю, что знаю, где нужно спрятать счастье.
—Где?
—Спрячем внутри них самих, они будут так заняты его поисками снаружи, что им и в голову не придёт искать его внутри себя.
Все боги согласились, и с тех пор люди тратят всю свою жизнь в поисках счастья, не зная, что оно спрятано в них самих.(Cтащила с фейсбука)
суббота, 03 октября 2015
Я обещала быть хорошей, но если услышите стрельбу - значит у меня не получилось.
( Стащила.И согласна с автором полностью)
-----------------------------------------------------------
Обожаю эту фразу: "А раньше бабы в поле рожали и ничего! И рака никакого не было!"
Ниже приведен отрывок из блога психотерапевта Адрианы Имж.
Да, раньше не было рака. Потому что его не диагностировали. Человек умирал и все.
Не было проблем с аллергией на прививки. Дети умирали от дифтерии пачками и все.
Не было проблем с контрацепцией. Люди просто рожали и выносили детей на мороз и морили голодом.
После открытия Америки половина Европы вымерла от сифилиса - а половина индейцев - от гриппа. В Англии во времена Генриха, того самого, что с Анной Болейн, простой грипп выкосил половину Лондона.
Не было проблем с сильными женщинами. У женщин просто не было паспортов, прав, возможностей, их избивали и насиловали - и это не считалось проблемой или преступлением. И никакой проблемы с оргазмами не было - не было оргазмов.
И с внематочными беременностями и постродовой депрессией проблем не было. Внематочная беременность (или замершая) была только одна. Женщина умирала - и все. И депрессии у женщин не было. Была тяжелая работа. Те, кто не умирал от родов, в сорок чаще всего были с опущением матки - от постоянной тяжелой работы. Бандажей тоже не было.
Всем, кто хочет красивых платьев и балов, рекомендую читать мемуары Екатерины Второй. Да-да, жены наследника престола, а затем - императрицы. Там про ветряную оспу, женские проблемы, трудности быта и многое другое у знати. Да-да, у тех людей, которые обладали всеми благами той цивилизации. У меня в процессе чтения было впечатление, что я сейчас живу не просто роскошней, а во много раз роскошней императрицы.
Моя прабабка и первая жена моего деда умерли в родах, половина братьев и сестер моего отца умерли от инфекций, которые сейчас кажутся сказочными страшилками.
И это не глухое средневековье, а двадцатый век. Ну и вообще, кому хочется острых ощущений - можно взять в библиотеке женскую энциклопедию восьмидесятых и почитать про женскую гигиену.
Да что там - сто лет назад мои легкие роды убили бы либо меня, либо дочь. Просто потому, что легкими они были благодаря медицине.
Когда меня спрашивают, в каком времени я хотела бы жить, - сейчас. Я не знаю, что будет в будущем, но сейчас у меня есть джинсы, кроссовки, дезодорант, моя личная недвижимость, загранпаспорт, контактные линзы, средства гигиены и контрацепции, возможность работать и учиться в любой стране. Я могу развестись просто потому, что не хочу жить с этим человеком. Я могу водить машину. Я могу купить травмат или шокер, а также научиться драться, чтобы защищать себя и своих близких, и да, есть шанс, что за превышение самообороны меня посадят. Зато не закидают камнями и не сбросят со скалы как опозоренную.
В этом обществе еще куча проблем, но по сравнению с тем, что было, - это офигенно.
И желающие отмотать назад просто не понимают, куда они попадут.
Я понимаю. И я знаю, какая титаническая работа была проделана, чтобы сделать хотя бы то, что есть сейчас.
И я счастлива жить в здесь и сейчас.
Адриана Имж, отрывок из блога.
-----------------------------------------------------------
Обожаю эту фразу: "А раньше бабы в поле рожали и ничего! И рака никакого не было!"
Ниже приведен отрывок из блога психотерапевта Адрианы Имж.
Да, раньше не было рака. Потому что его не диагностировали. Человек умирал и все.
Не было проблем с аллергией на прививки. Дети умирали от дифтерии пачками и все.
Не было проблем с контрацепцией. Люди просто рожали и выносили детей на мороз и морили голодом.
После открытия Америки половина Европы вымерла от сифилиса - а половина индейцев - от гриппа. В Англии во времена Генриха, того самого, что с Анной Болейн, простой грипп выкосил половину Лондона.
Не было проблем с сильными женщинами. У женщин просто не было паспортов, прав, возможностей, их избивали и насиловали - и это не считалось проблемой или преступлением. И никакой проблемы с оргазмами не было - не было оргазмов.
И с внематочными беременностями и постродовой депрессией проблем не было. Внематочная беременность (или замершая) была только одна. Женщина умирала - и все. И депрессии у женщин не было. Была тяжелая работа. Те, кто не умирал от родов, в сорок чаще всего были с опущением матки - от постоянной тяжелой работы. Бандажей тоже не было.
Всем, кто хочет красивых платьев и балов, рекомендую читать мемуары Екатерины Второй. Да-да, жены наследника престола, а затем - императрицы. Там про ветряную оспу, женские проблемы, трудности быта и многое другое у знати. Да-да, у тех людей, которые обладали всеми благами той цивилизации. У меня в процессе чтения было впечатление, что я сейчас живу не просто роскошней, а во много раз роскошней императрицы.
Моя прабабка и первая жена моего деда умерли в родах, половина братьев и сестер моего отца умерли от инфекций, которые сейчас кажутся сказочными страшилками.
И это не глухое средневековье, а двадцатый век. Ну и вообще, кому хочется острых ощущений - можно взять в библиотеке женскую энциклопедию восьмидесятых и почитать про женскую гигиену.
Да что там - сто лет назад мои легкие роды убили бы либо меня, либо дочь. Просто потому, что легкими они были благодаря медицине.
Когда меня спрашивают, в каком времени я хотела бы жить, - сейчас. Я не знаю, что будет в будущем, но сейчас у меня есть джинсы, кроссовки, дезодорант, моя личная недвижимость, загранпаспорт, контактные линзы, средства гигиены и контрацепции, возможность работать и учиться в любой стране. Я могу развестись просто потому, что не хочу жить с этим человеком. Я могу водить машину. Я могу купить травмат или шокер, а также научиться драться, чтобы защищать себя и своих близких, и да, есть шанс, что за превышение самообороны меня посадят. Зато не закидают камнями и не сбросят со скалы как опозоренную.
В этом обществе еще куча проблем, но по сравнению с тем, что было, - это офигенно.
И желающие отмотать назад просто не понимают, куда они попадут.
Я понимаю. И я знаю, какая титаническая работа была проделана, чтобы сделать хотя бы то, что есть сейчас.
И я счастлива жить в здесь и сейчас.
Адриана Имж, отрывок из блога.
воскресенье, 13 сентября 2015
Я обещала быть хорошей, но если услышите стрельбу - значит у меня не получилось.
Когда, отказаться не вправе,
мы тонем в друзьях и приятелях,
я горестно думаю: Авель
задушен был в братских объятиях.
(И.Губерман)
мы тонем в друзьях и приятелях,
я горестно думаю: Авель
задушен был в братских объятиях.
(И.Губерман)
Я обещала быть хорошей, но если услышите стрельбу - значит у меня не получилось.
- О, женщина,- воскликнул как-то Бог!
- Да, женщина...- шепнул тихонько дьявол.
- Я в женщину вложу свою любовь.
- А я в неё вселю свою отраву.
- Я женщину святейшей назову!
- А я ей разрешу пороки сеять...
- Я женщину собою окружу!
- А я ей прикажу меня лелеять...
- Я женщину возьму на облака!
- А я её пошлю в темницу ада...
- Не стоит, её месть будет горька.
- Я знаю, мне ведь этого и надо.
- А может, Бес, оставим этот спор?
- Согласен, Бог, но кто же победитель?
- Его не будет, но с недавних пор,
Я женщине - защитник, а ты мститель....
""""""""""""""""
Любовь Скопа
- Да, женщина...- шепнул тихонько дьявол.
- Я в женщину вложу свою любовь.
- А я в неё вселю свою отраву.
- Я женщину святейшей назову!
- А я ей разрешу пороки сеять...
- Я женщину собою окружу!
- А я ей прикажу меня лелеять...
- Я женщину возьму на облака!
- А я её пошлю в темницу ада...
- Не стоит, её месть будет горька.
- Я знаю, мне ведь этого и надо.
- А может, Бес, оставим этот спор?
- Согласен, Бог, но кто же победитель?
- Его не будет, но с недавних пор,
Я женщине - защитник, а ты мститель....
""""""""""""""""
Любовь Скопа
суббота, 12 сентября 2015
Я обещала быть хорошей, но если услышите стрельбу - значит у меня не получилось.
)))))
Два студента заходят в аудиторию для сдачи английского языка.
Преподаватель говорит:
- Sit down!
Один другому:
- Слушай, а че он сказал?
Он сказал:
- Садись, дебил!))
Два студента заходят в аудиторию для сдачи английского языка.
Преподаватель говорит:
- Sit down!
Один другому:
- Слушай, а че он сказал?
Он сказал:
- Садись, дебил!))
пятница, 04 сентября 2015
Я обещала быть хорошей, но если услышите стрельбу - значит у меня не получилось.
Про нелегалов в Европе всё просто.
Как-то американские индейцы тоже недооценили наезжающих европейцев. Где сейчас индейцы?(с)
Как-то американские индейцы тоже недооценили наезжающих европейцев. Где сейчас индейцы?(с)
пятница, 28 августа 2015
Я обещала быть хорошей, но если услышите стрельбу - значит у меня не получилось.
Стащила с фейсбука...
------------------------------------------------------------------------------------------------
Серый
— Паш, слышь, что ли, Паш? Вроде ходит кто под окнами-то, а?
— Да спи, ты. Нужна ты кому — ходить у тебя под окнами….
— Нужна — не нужна, а вроде есть там кто-то. Выглянул бы — мало ли.
— Отстанешь ты или нет?! Был бы кто — Серый давно бы залаял. Всё тебе чёрте что чудится. Спи, давай.
— Не кричи. Серёжку разбудишь. А Серый твой — пень глухой. Крепче тебя ночами спит. Сторож называется.
Если бы пёс, по кличке Серый, мог усмехаться – усмехнулся бы. Но усмехаться пёс не умел. Он просто вздохнул. Вот ведь вздорная баба: пень глухой. И ничего он не глухой. Даже наоборот – только слух у него и остался острым. Зрение подводить стало, да сила былая куда-то утекла. Всё больше лежать хочется и не шевелиться. С чего бы?
А под окнами нет никого. Так, капли с крыши, после вечернего дождя, по земле да листьям постукивают. Ну, не облаивать же их?
Пёс опять вздохнул. Свернувшись калачиком в тесноватой будке, положив голову на обрез входа в неё, он дремотно оглядывал ночное небо. Сколько лет зимы сменяются вёснами, вёсны — днями летними душными, потом осень приходит — всё меняется, только ночное небо над головой остаётся неизменным. Днями-то Серому некогда в небо пялиться — забот по двору хватает, а вот ночью… Ночью можно и поднять взгляд от земли.
Интересно всё же, хозяин как-то сказал, что и на небе собаки есть. Далеко, правда, очень — в созвездии Гончих Псов. Сказал да и забыл. А Серому запомнилось. Вот и смотрит он ночами в небо, пытаясь тех псов углядеть. Да видно и впрямь они далеко — сколько лет Серый смотрит в звёздное небо, а так ни одного пса и не увидел. А как бы интересно было бы повстречаться! Но этот случай у Серого и сахарная косточка в углу будки прикопана. Для гостей.
Неожиданно для себя, он поднял голову к небу и пару раз обиженно гавкнул.
Где вы, собратья небесные?
Женский голос:
— Паш, Паша! Да проснись же ты! Серый лает. Говорю же тебе, кто-то бродит у дома. Выдь, поглянь.
Мужской голос:
— Господи, что ж тебе, дуре старой, не спиться-то?!
Заскрипели рассохшиеся половицы, на веранде вспыхнул свет. Над высоким крытым крыльцом отворилась входная дверь. В её проёме показалось грузное тело хозяина.
Позёвывая и почёсывая сквозь синюю просторную майку свой большой живот, отыскал взглядом пса.
— Ну, чего ты, Серый, воздух сотрясаешь?
Пёс вылез из будки. Виновато повиливая опущенным хвостом, таща за собою ржавую цепь, подошёл к крыльцу.
— Не спится? Вот и моей старухе тоже. Всё ей черте что чудится. Эх-хе-хе.
Покряхтывая, хозяин присел на верхнюю, не залитую вечерним дождём, ступеньку крыльца.
— Ну, что, псина, покурим? Да вдвоём на луну и повоем. Вон её как распёрло-то. На полнеба вывесилась.
Пёс прилёг у ног хозяина. Тот потрепал его за ушами и раскурил сигарету. По свежему прозрачному после дождя воздуху потянуло дымком.
Серый отвернул голову в сторону от хозяина. Что за глупая привычка у людей дым глотать да из себя его потом выпускать? Гадость же.
Небо крупными желтовато-белыми звёздами низко висело над селом. Далёко, за станцией, в разрывах лесопосадки мелькали огни проходящего поезда. В ночной тишине хорошо слышны были перестуки колёсных пар о стыки рельс.
Прошедший вечером дождь сбил дневную липкую духоту, и так-то сейчас свежо и свободно дышалось.
— Хорошо-то как, а, Серый? Даже домой заходить не хочется. Так бы и сидел до утра. Собеседника вот только нет. Ты, псина, покивал бы мне, что ли, в ответ.
Серый поднял голову и внимательно посмотрел хозяину в глаза. Странные всё же создания — люди, всё им словами нужно объяснять, головой кивать. О чём говорить-то? И так ясно – хорошая ночь, тихая. Думается, мечтается хорошо. Без спешки.
Пёс, звякнув цепью, снова улёгся у ног хозяина.
— Да-а-а, Серый, поговорили, называется. А ведь чую я — понимаешь ты меня. Точно, понимаешь. Ну, может, не дословно, но суть ухватываешь. Я ведь тебя, рожу хитрую, давно раскусил. Вишь, какой ты со мною обходительный, а вот бабку мою — не любишь. Терпишь — да, но не любишь. А ведь это она тебя кормит и поит. А ты её не любишь.
Ну, не люблю и что теперь? Хуже я от этого стал? Службу плохо несу? Эх, хозяин…
Это она с виду ласковая да обходительная, на глазах. Знал бы ты, какая она злющая за спиной твоей. Думаешь, почему у меня лапы задние плохо двигаются? Её заботами. Так черенком от лопаты недавно отходила – два дня пластом лежал. А тебе сказала – отравился я, когда чужие объедки съел. Да и чужие объедки я не от большой радости ел – она ведь до этого два дня меня голодом на цепи держала. Да приговаривала: «Чтоб ты сдох скорее, псина старая». А ты: любишь – не любишь. С чего б мне её любить-то?!
Ты-то, хозяин, хороший. Добрый. Вот и думаешь, что все кругом добрыми должны быть. А так не бывает. Хотя это ты и сам, видимо, знаешь, да вдумываться не хочешь. Наверное, тебе так проще. Только такое добро и во зло бывает. Когда злу ответа нет, оно и творит дела свои чёрные. Да что уж теперь, жизнь прошла, какие уж тут счёты…
— А, помнишь, Серый, как ты на охоте меня от кабана-секача спас? Тебе достался его удар клыками. До сих пор удивляюсь, как ты выжил тогда — ведь я твои кишки по всему лесу собирал… Да-а-а. Не ты бы — меня бы тогда и отпели.
Помню. Как не помнить. Я ведь тоже думал — хана мне. Не оклемаюсь. Не успей ты меня к ветеринару привезти.
Да много чего было, разве всё упомнишь. Ты ведь тоже меня не бросил, когда я ранней осенью под лёд провалился. Дурной я тогда был, молодой. Не знал тогда, что вода может быть стеклянной. Вот и узнал. До сих пор вижу, как ты, словно большой ледокол своим телом лёд взламывал, ко мне пробивался. Я-то ничего, быстро отлежался, а тебя ведь еле откачали. Я, хозяин, всё помню. Потому и хорошо мне с тобой. А вот в твоих, хозяин, семейных делах – я не судья. Хорошо тебе с твоей старухой, значит всё правильно. И жизни тебя учить — не моё собачье дело.
— Слышь, Серый, жизнь-то наша с тобой под уклон катится. А, кажется, что и не жили ещё. Как думаешь, долго мы ещё красоту эту несказанную видеть будем?
Не знаю. Ты, хозяин, может, и поживёшь ещё, а мои дни-то уж на излёте…
Какой-то лёгкий еле ощутимый шорох заставил пса поднять голову. По небу, в сторону земли, вдоль Млечного пути, бежали три больших собаки. Мелкими переливчатыми звёздочками искрилась их шерсть, глаза горели жёлтым огнём.
Вот, значит вы какие, собаки из созвездия Гончих псов. В гости бы зашли, что ли…
Собаки словно услышали его мысли. Через мгновение они впрыгнули во двор и остановились рядом с лежащим Серым.
— Здравствуйте, братья небесные. Я так долго вас ждал.
— Здравствуй, брат. Мы всегда это знали. Мы за тобой. Пришёл твой срок уходить.
— Куда?
— Туда, куда уходят все собаки, завершив свой земной путь — в созвездие Гончих псов.
— У меня ещё есть немного времени?
— Нет. Ты здесь, на земле, всё уже завершил. Ты достойно прошёл земное чистилище. Ты познал всё: и любовь и ненависть, дружбу и злобу чужую, тепло и холод, боль и радость. У тебя были и друзья и враги. О чём ещё может желать живущий?.
— Я хочу попрощаться с хозяином.
— Он не поймёт.
— Поймёт».
— У тебя есть одно мгновение.
Серый поднял глаза на сидящего на крыльце хозяина. Тот, притулившись головой к балясине крыльца, смотрел в небо. Ощутив взгляд пса, обернулся к нему.
— Что, Серый, плоховато? Странный ты какой-то сегодня.
Пёс, дёрнул, словно поперхнулся, горлом и выдавил из себя: «Га-а-в…», потом откинул голову на землю и вытянувшись всем телом, затих…
— Серый? Ты что, Серый?! Ты чего это удумал, Серый?!
Серый уходил со звёздными псами в небо. Бег его был лёгок и упруг. Ему было спокойно и светло. Он возвращался в свою стаю. Впереди его, показывая дорогу, бежали гончие псы.
Серый оглянулся. Посреди знакомого двора, перед телом собаки, на коленях стоял хозяин и теребил его, пытаясь вернуть к жизни.
Ничего, хозяин — не переживай. Мне было хорошо с тобой. Если захочешь вспомнить меня, погляди в звёздное небо, найди созвездие Гончих псов, и я отвечу тебе.(С)
------------------------------------------------------------------------------------------------
Серый
— Паш, слышь, что ли, Паш? Вроде ходит кто под окнами-то, а?
— Да спи, ты. Нужна ты кому — ходить у тебя под окнами….
— Нужна — не нужна, а вроде есть там кто-то. Выглянул бы — мало ли.
— Отстанешь ты или нет?! Был бы кто — Серый давно бы залаял. Всё тебе чёрте что чудится. Спи, давай.
— Не кричи. Серёжку разбудишь. А Серый твой — пень глухой. Крепче тебя ночами спит. Сторож называется.
Если бы пёс, по кличке Серый, мог усмехаться – усмехнулся бы. Но усмехаться пёс не умел. Он просто вздохнул. Вот ведь вздорная баба: пень глухой. И ничего он не глухой. Даже наоборот – только слух у него и остался острым. Зрение подводить стало, да сила былая куда-то утекла. Всё больше лежать хочется и не шевелиться. С чего бы?
А под окнами нет никого. Так, капли с крыши, после вечернего дождя, по земле да листьям постукивают. Ну, не облаивать же их?
Пёс опять вздохнул. Свернувшись калачиком в тесноватой будке, положив голову на обрез входа в неё, он дремотно оглядывал ночное небо. Сколько лет зимы сменяются вёснами, вёсны — днями летними душными, потом осень приходит — всё меняется, только ночное небо над головой остаётся неизменным. Днями-то Серому некогда в небо пялиться — забот по двору хватает, а вот ночью… Ночью можно и поднять взгляд от земли.
Интересно всё же, хозяин как-то сказал, что и на небе собаки есть. Далеко, правда, очень — в созвездии Гончих Псов. Сказал да и забыл. А Серому запомнилось. Вот и смотрит он ночами в небо, пытаясь тех псов углядеть. Да видно и впрямь они далеко — сколько лет Серый смотрит в звёздное небо, а так ни одного пса и не увидел. А как бы интересно было бы повстречаться! Но этот случай у Серого и сахарная косточка в углу будки прикопана. Для гостей.
Неожиданно для себя, он поднял голову к небу и пару раз обиженно гавкнул.
Где вы, собратья небесные?
Женский голос:
— Паш, Паша! Да проснись же ты! Серый лает. Говорю же тебе, кто-то бродит у дома. Выдь, поглянь.
Мужской голос:
— Господи, что ж тебе, дуре старой, не спиться-то?!
Заскрипели рассохшиеся половицы, на веранде вспыхнул свет. Над высоким крытым крыльцом отворилась входная дверь. В её проёме показалось грузное тело хозяина.
Позёвывая и почёсывая сквозь синюю просторную майку свой большой живот, отыскал взглядом пса.
— Ну, чего ты, Серый, воздух сотрясаешь?
Пёс вылез из будки. Виновато повиливая опущенным хвостом, таща за собою ржавую цепь, подошёл к крыльцу.
— Не спится? Вот и моей старухе тоже. Всё ей черте что чудится. Эх-хе-хе.
Покряхтывая, хозяин присел на верхнюю, не залитую вечерним дождём, ступеньку крыльца.
— Ну, что, псина, покурим? Да вдвоём на луну и повоем. Вон её как распёрло-то. На полнеба вывесилась.
Пёс прилёг у ног хозяина. Тот потрепал его за ушами и раскурил сигарету. По свежему прозрачному после дождя воздуху потянуло дымком.
Серый отвернул голову в сторону от хозяина. Что за глупая привычка у людей дым глотать да из себя его потом выпускать? Гадость же.
Небо крупными желтовато-белыми звёздами низко висело над селом. Далёко, за станцией, в разрывах лесопосадки мелькали огни проходящего поезда. В ночной тишине хорошо слышны были перестуки колёсных пар о стыки рельс.
Прошедший вечером дождь сбил дневную липкую духоту, и так-то сейчас свежо и свободно дышалось.
— Хорошо-то как, а, Серый? Даже домой заходить не хочется. Так бы и сидел до утра. Собеседника вот только нет. Ты, псина, покивал бы мне, что ли, в ответ.
Серый поднял голову и внимательно посмотрел хозяину в глаза. Странные всё же создания — люди, всё им словами нужно объяснять, головой кивать. О чём говорить-то? И так ясно – хорошая ночь, тихая. Думается, мечтается хорошо. Без спешки.
Пёс, звякнув цепью, снова улёгся у ног хозяина.
— Да-а-а, Серый, поговорили, называется. А ведь чую я — понимаешь ты меня. Точно, понимаешь. Ну, может, не дословно, но суть ухватываешь. Я ведь тебя, рожу хитрую, давно раскусил. Вишь, какой ты со мною обходительный, а вот бабку мою — не любишь. Терпишь — да, но не любишь. А ведь это она тебя кормит и поит. А ты её не любишь.
Ну, не люблю и что теперь? Хуже я от этого стал? Службу плохо несу? Эх, хозяин…
Это она с виду ласковая да обходительная, на глазах. Знал бы ты, какая она злющая за спиной твоей. Думаешь, почему у меня лапы задние плохо двигаются? Её заботами. Так черенком от лопаты недавно отходила – два дня пластом лежал. А тебе сказала – отравился я, когда чужие объедки съел. Да и чужие объедки я не от большой радости ел – она ведь до этого два дня меня голодом на цепи держала. Да приговаривала: «Чтоб ты сдох скорее, псина старая». А ты: любишь – не любишь. С чего б мне её любить-то?!
Ты-то, хозяин, хороший. Добрый. Вот и думаешь, что все кругом добрыми должны быть. А так не бывает. Хотя это ты и сам, видимо, знаешь, да вдумываться не хочешь. Наверное, тебе так проще. Только такое добро и во зло бывает. Когда злу ответа нет, оно и творит дела свои чёрные. Да что уж теперь, жизнь прошла, какие уж тут счёты…
— А, помнишь, Серый, как ты на охоте меня от кабана-секача спас? Тебе достался его удар клыками. До сих пор удивляюсь, как ты выжил тогда — ведь я твои кишки по всему лесу собирал… Да-а-а. Не ты бы — меня бы тогда и отпели.
Помню. Как не помнить. Я ведь тоже думал — хана мне. Не оклемаюсь. Не успей ты меня к ветеринару привезти.
Да много чего было, разве всё упомнишь. Ты ведь тоже меня не бросил, когда я ранней осенью под лёд провалился. Дурной я тогда был, молодой. Не знал тогда, что вода может быть стеклянной. Вот и узнал. До сих пор вижу, как ты, словно большой ледокол своим телом лёд взламывал, ко мне пробивался. Я-то ничего, быстро отлежался, а тебя ведь еле откачали. Я, хозяин, всё помню. Потому и хорошо мне с тобой. А вот в твоих, хозяин, семейных делах – я не судья. Хорошо тебе с твоей старухой, значит всё правильно. И жизни тебя учить — не моё собачье дело.
— Слышь, Серый, жизнь-то наша с тобой под уклон катится. А, кажется, что и не жили ещё. Как думаешь, долго мы ещё красоту эту несказанную видеть будем?
Не знаю. Ты, хозяин, может, и поживёшь ещё, а мои дни-то уж на излёте…
Какой-то лёгкий еле ощутимый шорох заставил пса поднять голову. По небу, в сторону земли, вдоль Млечного пути, бежали три больших собаки. Мелкими переливчатыми звёздочками искрилась их шерсть, глаза горели жёлтым огнём.
Вот, значит вы какие, собаки из созвездия Гончих псов. В гости бы зашли, что ли…
Собаки словно услышали его мысли. Через мгновение они впрыгнули во двор и остановились рядом с лежащим Серым.
— Здравствуйте, братья небесные. Я так долго вас ждал.
— Здравствуй, брат. Мы всегда это знали. Мы за тобой. Пришёл твой срок уходить.
— Куда?
— Туда, куда уходят все собаки, завершив свой земной путь — в созвездие Гончих псов.
— У меня ещё есть немного времени?
— Нет. Ты здесь, на земле, всё уже завершил. Ты достойно прошёл земное чистилище. Ты познал всё: и любовь и ненависть, дружбу и злобу чужую, тепло и холод, боль и радость. У тебя были и друзья и враги. О чём ещё может желать живущий?.
— Я хочу попрощаться с хозяином.
— Он не поймёт.
— Поймёт».
— У тебя есть одно мгновение.
Серый поднял глаза на сидящего на крыльце хозяина. Тот, притулившись головой к балясине крыльца, смотрел в небо. Ощутив взгляд пса, обернулся к нему.
— Что, Серый, плоховато? Странный ты какой-то сегодня.
Пёс, дёрнул, словно поперхнулся, горлом и выдавил из себя: «Га-а-в…», потом откинул голову на землю и вытянувшись всем телом, затих…
— Серый? Ты что, Серый?! Ты чего это удумал, Серый?!
Серый уходил со звёздными псами в небо. Бег его был лёгок и упруг. Ему было спокойно и светло. Он возвращался в свою стаю. Впереди его, показывая дорогу, бежали гончие псы.
Серый оглянулся. Посреди знакомого двора, перед телом собаки, на коленях стоял хозяин и теребил его, пытаясь вернуть к жизни.
Ничего, хозяин — не переживай. Мне было хорошо с тобой. Если захочешь вспомнить меня, погляди в звёздное небо, найди созвездие Гончих псов, и я отвечу тебе.(С)